Мне было семь или восемь лет, может быть немного меньше, я слышала уже тогда раздающийся в моих ушах голос моего отца или моей матери:
«Лейла, накрывай на стол! Лейла, займись своими братьями! Лейла, вымой посуду! Лейла, оставайся здесь! Лейла, что ты делаешь?»
Иди сюда, не выходи, уберись в комнате, когда ты вернешься из школы? Убери свои вещи, помоги твоей матери, не разговаривай с этой девочкой, с кем ты была?
Приказы и запрещения всажены в мой мозг как шпильки. Я не принадлежала себе, я была предметом, инструментом семьи, она мной руководила.
Глядя в зеркало, я никого не видела. Я была рождена, мое тело и голова существовали, мои глаза видели, мое сердце чувствовало, но пользы мне это не приносило. Меня воспитали в марокканской традиции в самом сердце Франции, и я могла свободно дышать только в школе. В классе я существовала, я была личностью, мой ум и знания были полезены, я могла смеяться и бегать как другие, я обожала школу. Но как только я выходила оттуда, я снова больше ничего из себя не представляла.
«Не опаздывай и возвращайся вовремя! Займись своими братьями!»
Я единственная дочь в плеяде мальчиков. Каждый раз когда моя мать была беременной, я со всей силы надеялась, ожидая в коридоре клиники, на чудо, на освобождение: «Это девочка!». Но ритуал никогда не менялся. Два брата, потом один и еще один, и так до 10, Когда наконец моя мать родила мне сестру Сиринн , мне было уже 16.
В возрасте пяти или шести лет, я впадала в истерику от безнадежности увидеть в руках моей матери кого-нибудь, кто напоминал бы меня. Все свое детсво и юность я жаждала сестру, как подарок неба. Мне казалось, что это буйство мальчиков выходящих из чрева моей матри было персональным наказанием, и потому мое собственное рождение между ними было еще более страшным.
Али и Брагим, Карим и Милуд, Мухаммед и Хассан, Мансур и Слиман, Идрисс и Рашид...Моя мать рожала практически каждый год, таким образом участники моего мучения расцветали один после другого как кадры одного фильма и я оставалась одна , невидимая на экране, но погруженная в постоянные хлопоты. Я завидовала своим школьным подругам на выходе из школы, их матери приходили их встречать, обнимали их. А моя мать с кучей детей была как в цепях. Каждую ночь, плакал какой-нибудь ребенок. Ее жизнь напоминала рабство.
Таким образом, очень рано я была вынуждена помогать по дому, но я дерзко отказывалась быть рабыней своих братьев. Моя мать давала мне подзатыльники, драла волосы, но я абсолютно ничего не делала, или почти ничего, из того, что она хотела...
